– Ломайте все двери. Слышите, «девятый»? Все двери.

Паром президентов подошел к берегу. Агенты забегали, образуя длинные человеческие цепи, окружавшие причал со всех сторон. Вместе с паромом подошли несколько военных катеров. Из воды начали вылезать советские и американские водолазы.

– «Первый», я – «восьмой», возьми на себя всю улицу вместе с «третьим» и «пятым».

– Понятно, мы уже на месте.

У причала началось обычное оживление, вызванное появлением глав государств.

Сразу появились вертолеты, контролирующие общую ситуацию.

– «Первый», я – «второй», здесь двое подозрительных типов сидели на лестнице.

– Какой этаж?

– Шестой.

– Забери их на всякий случай, Генри, и привези в участок.

– Понятно, «первый», все сделаем.

– «Седьмой», я – «третий». Дошел до конца улицы. У нас ничего нет. Проверяем документы во всех трех квартирах. Мы ждем вас у китайского ресторана.

Горбачев тепло прощался с улыбающимся Рейганом и невозмутимым Бушем. Первые машины кортежа уже двинулись в путь. Побежали агенты секретных служб.

– «Первый», я – «девятый». На восьмом этаже все заперто, но, кажется, там кто-то есть.

– Откуда знаете, «девятый»?

– Мы уже уходили, но там слышен неясный шум.

– Ломайте дверь, «девятый». Только осторожнее.

Кортеж автомобилей начал движение. Лаунтон, сидевший за рулем, вывел их машину в головную часть кортежа, сразу за автомобилями охраны, следующими впереди.

– Они ничего не сделают, пока он в машине, – тихо сказал Дюнуа, – если, конечно, у них нет базуки.

– Нет. Они наверняка будут ждать, когда он выйдет из автомобиля, – убежденно сказал Саундерс, – думаю, его бронемашина может выдержать даже выстрел базуки или гранатомета...

– «Первый», говорит «девятый». У нас есть раненые. Уилл убит. Там их несколько человек.

– «Девятый», я вас понял. Говорит «первый». «Третий», «пятый», «восьмой», «седьмой», «четырнадцатый», блокируйте район. Остальные – на место происшествия, квадрат двадцать три...

– Где это? – спросил Саундерс, не поняв, какой адрес был назван.

– Это прямо напротив того дома, где остановился Михаил Горбачев со своей делегацией, – быстро ответил Дюнуа, – кажется, мы их нашли.

Лаунтон, уже включив сирену, обходил передние машины, резко уходя от неторопливо движущегося кортежа. Через пятнадцать минут они были на месте, у дома, оцепленного огромным количеством полицейских машин. Дюнуа выскочил из машины, узнав в высоком мужчине, стоявшем у входа, заместителя начальника полиции города.

– Нужно задержать кортеж, – закричал он, – остановите кортеж!

Один из полицейских бросился к микрофону. По лестнице уже бежали полицейские, вооруженные винтовками и револьверами.

Сидевший в машине Горбачева, около водителя, генерал Медведев, получив сигнал остановить движение машин, моментально поняв, в чем дело, приказал водителю остановиться. Водитель был сотрудником КГБ и, не задавая лишних вопросов, тут же остановил машину. Автомобиль тотчас же окружили агенты спецслужб.

– В чем дело? – спросил Горбачев у Медведева.

– Ничего. Там что-то произошло, Михаил Сергеевич, – ответил невозмутимый Медведев, – сейчас разберутся.

– И что же, мы будем так сидеть? – спросил президент. – Давайте выйдем к людям. – И, не дожидаясь ответа, взялся за ручку дверцы.

Опомнившийся Медведев быстро выскочил из машины, открыл дверь. Он знал, что возражать в подобных случаях бесполезно.

Случилось невероятное. Русский президент, коммунистический лидер, появился на улицах Нью-Йорка и, смело шагнув к многочисленным горожанам, стоявшим на улице прохожим и просто зевакам, начал с ними разговаривать. В центре города, в магазинах которого открыто продавалось оружие, в центре города, где очень большое число людей инстинктивно подозрительно относилось к коммунистам вообще, а к русским в частности, в центре города, в котором редко отваживались появляться даже американские президенты.

Это был акт неслыханного личного мужества, и его по достоинству смогли оценить только восхищенные и встревоженные сотрудники американских и советских спецслужб. Но они умели скрывать свои чувства, ничем не выдав своей тревоги за жизнь президента и свое уважение к его столь необычному поведению.

Квартира, где сидели «легионеры», была взята штурмом через пять минут. Из троих снайперов двое были убиты и один, тяжело раненный, отправлен в больницу.

Еще через пятнадцать минут кортеж автомобилей советского президента продолжил свой путь. Что пережил за это время Медведев, можно только догадываться. Это был, наверное, один из самых запоминающихся дней в его беспокойной биографии. А может, это был и не самый трудный день, ибо подробностей их самоотверженной работы часто не знает никто, даже люди, которых они охраняют.

Нью-Йорк

8 декабря 1988 года. 9.00

В эту ночь он наконец сумел спокойно заснуть. Впервые за последний месяц колоссальное напряжение спало, и Дронго смог лечь в постель, не думая ни о чем. Заботливый Дюнуа нашел ему комнату в конце коридора, прямо в здании Секретариата ООН, и Ричард, с удовольствием растянувшись на диване, сразу заснул.

Проснувшись, он долго лежал с открытыми глазами, словно пытаясь вспомнить события последних дней, столь спрессованных и тревожных дней его в общем-то неспокойной жизни. У экспертов его класса не бывает спокойной жизни, и он это хорошо знал.

В десятом часу утра он наконец встал, оделся и, недовольно потрогав отросшую щетину, пошел в ванную комнату бриться.

Побрившись, он надел пиджак, поколебавшись немного, отложил оружие, решив не брать его с собой. Нужно было спуститься на один этаж, чтобы попасть к Дюнуа, где он мог позавтракать.

Выйдя к лифту, Саундерс с удивлением обнаружил, что из трех лифтов не работает ни один. Он решил спуститься по лестнице. Радостная эйфория после вчерашнего дня еще не прошла, и, весело насвистывая, он открыл дверь и шагнул на лестницу, ведущую вниз.

На лестничной площадке стоял улыбающийся Миура с револьвером в руке. Саундерс окаменел. Миура медлил, не спуская курка. Ричард механически сделал два-три шага к противнику.

Улыбающийся убийца поднял оружие. Миура был профессионалом высокого класса и поэтому, как всякий профессионал, был чуточку самоуверен. Он не ожидал, что Дронго сумеет сконцентрироваться в такой момент.

Ричард, применив знаменитую стойку «кусанку» (удар «сабельной кисти» в карате), эффектным приемом выбил оружие. Миура успел выстрелить, но револьвер отлетел в сторону. Дронго, вспомнив труп Гомикавы, его разбитое лицо, почувствовал, как ненависть заполняет его без остатка. Страха уже не было, оставалась одна ненависть, и именно она толкала его на этот безумный поединок с Миурой. Он сжал кулаки. От Миуры не укрылось это движение, и он насмешливо улыбнулся, обнажая целый ряд великолепных белых зубов. Он сделал шаг вперед.

Саундерс отступил. Миура сделал еще один шаг. Ричард разжал обе руки, поднимая их вверх. В конце концов он не зря учился хапкидо и шиторю – двум известным школам карате. Он отлично понимал, что ему противостоит не просто мастер кунг-фу, а один из лучших специалистов по лаохонокуньбою – единственному стилю кунг-фу, против которого у каратистов не было действенной защиты. Саундерс знал это. Миура тоже это знал и поэтому так торжествующе улыбался.

Миура развел руки в стороны. Саундерс скрестил руки. Первым начал Миура. Он поднял правую руку, одновременно сделав несколько неуловимых движений телом. Саундерс, не дожидаясь начала схватки, попытался нанести сильный удар в нижнюю часть живота нападавшего, но Миура легко отбил эту попытку, в свою очередь, нанося вертикальный удар правым кулаком. В кунг-фу это был известный «солнечный» удар, наносимый корнями трех пальцев. Саундерс успел парировать удар ребром ладони, но Миура нанес довольно болезненный короткий удар другой рукой, который достал Саундерса, хотя тот и сумел несколько смягчить этот удар, чуть сместив центр тяжести.